Что такое театр в голове и зачем и кому нужен театр-дом

курганским театралам рассказывал московский театральный критик Алексей Киселев

Молодой и обаятельный московский гость, 28-летний театральный критик Алексей Киселев («Афиша», «Петербургский театральный журнал» и др.) стал одной из главных персон недавно отшумевшего в столице Зауралья фестиваля современного искусства «Параллели».

Целых четыре дня Алексей проводил для всех желающих театральный ликбез на своих лекциях, посвященных современному театру, которого, к слову, по мнению театроведа, не существует так же, как и театра классического.

Мы узнали самое главное о театральных формах, совершили экскурс по истории театральных революций, открыли, что театр может спокойно обходиться не только без драматургии и актеров, но порой и без зрителей.

Поговорили о стереотипах зрительского восприятия и в ходе живого обсуждения пришли к выводу, что в голове у каждого зрителя существует свой собственный спектакль, несмотря на то, что все смотрят один и тот же.

Алексей в Кургане второй раз, осенью прошлого года он приезжал в «Гулливер» в качестве члена экспертного совета фестиваля «Золотая маска», чтобы оценить спектакль «Сияющая в ночи» в качестве претендента на главную театральную премию страны. О том, сбудется ли мечта курганских театралов и станем ли мы обладателями заветной награды, узнаем уже на следующей неделе. А с Алексеем мы продолжили начатый осенью разговор и познакомились поближе и с ним, и с его взглядами на современный театр и ситуацию в театральном сообществе страны.

– Алексей, как Вы пришли к профессии театрального критика? С детства увлекались театром?

– Совсем нет, все довольно поздно началось. Мне кажется, все в нашей жизни как-то автоматически происходит и случайно. Как произошло и с моей театральной биографией. В какой-то момент после строительного техникума мне не захотелось поступать в строительный институт – не нравилось чертить. В армию я тоже не хотел. И мне сказали, что проще поступить на театроведческий факультет, там не хватает мальчиков. Я со всей ответственностью отнесся к этому поступлению, готовился изо всех сил. Меня взяли, и получилось, что театр стал моим делом.

– А какой первый спектакль Вас зацепил, помните?

– Не могу сказать, что именно театр меня цеплял. Меня цепляла музыка, в частности, все свое детство я ходил на концерты группы «Аукцыон». Еще мы сами играли музыку с друзьями. Нравились дурацкие вещи типа флэш-моба. С 2003 года в Москве проводили первые крупные акции флэш-моба, и я был причастен к этому. А театр мне был не интересен, я относился к нему как к повинности. И, может, именно поэтому я стал замечать, что 99% того, что составляет театр, это все мура, но при этом есть 1% людей, которых также все не устраивает. Человеку удобнее автоматизм, что-то проверенное и понятное.

Но есть люди, которые приходят из соседнего пространства, и меняют ситуацию, заставляют ее двигаться, как тот же Кирилл Серебреников, который не учился на театрального режиссера, а стал одним из лидеров современного театрального процесса. Как Станиславский, который не учился на актера… Это, может, не правило: те, кто внутри, тоже важные игроки на своем поле. Лично мне тоже хочется быть ответственным за то, что я делаю, делать это лучше, чем то, что я вижу.

– Я так поняла, что Вы и сами пробовали ставить, являетесь автором странного проекта-читки «Председатель Правительства Российской Федерации В. В. Путин встретился с участниками и организаторами благотворительного литературно-музыкального вечера «Маленький принц»…

– Ух ты! Вы про это читали? Это был период, когда Путин не был президентом. Мы просто сделали с артистами читку стенограммы встречи его с деятелями культуры. Это было круто!

Несколько артистов, тогдашних студентов ГИТИСа (Даша Мельникова, Саша Паль, Рустам Ахмадеев..), держали в руках текст, и как только доходило дело до очередного монолога, все менялись текстами, и читали за другого, там не было ролей, но это было невероятно смешно, и в зале все время стоял хохот…

– То есть успех имела «пьеса»?

– Просто однажды мы с моим другом, однокурсником по ГИТИСу Сашей Мерекиным сидели на кухне ночью и вышли на этот текст. А он уже был несвежий, но такой удивительно театральный. И, кроме того, он известный, его часто цитировали: «Вы кто такой? – Я Юра-музыкант». Это стало народным достоянием, у текста есть история интерпретаций, его часто обыгрывали в КВН… И мы решили, что если его перенести в театральное пространство, то он сам собою станет спектаклем, ничего больше делать не нужно. Было дико смешно.

Но потом, когда мы стали добавлять к тексту бессмысленные абсурдистские декорации, тыкву какую-то в виде реквизита, меняли местами запятые, ударения, ничего не получилось. Это было настолько безумно, что длилось бесконечное количество времени, все люди в зале спали, а я единственный хохотал. Ради удовлетворения моей прихоти, естественно, это не должно было существовать, все прекратилось и слава Богу! (смеется).

– А не было желания уйти в параллельную деятельность и попробовать свои силы в режиссуре или в драматургии, скажем?  

– Ну, вопрос, конечно, хороший. Желания что-то создать на сцене самому – такого нет. Есть желание что-то исправить, когда режиссер что-то сделал неправильно: в силу нехватки средств или времени не доделал какую-то вещь, а она сущностно важная. Мне иногда хочется или сократить или убрать что-то, такие вещи редакторского толка – это профессиональная деформация.

Развивается перфекционизм, когда приходится работать с редактурой. А если меня заставят поставить спектакль, то у меня просто ничего не получится. Я не смогу, потому что мне придется выбирать из тысячи вариантов, как произнести слово в пространстве, в какой эстетике, посредством какого музыкального инструмента издать звуки, как долго это будет длиться, как выстраивать композицию, в каком жанре, в какой традиции или нарушая какую традицию…

Так много вариантов, и они все интересны, скорее всего я не смогу выбрать…И, начнем с того, что у меня нет режиссерского опыта и образования. Конечно, можно становиться режиссером на протесте, ничего не умея и не зная, преодолевая какую-то серию голодных лет при завоевывании внимания. А потом возникает какой-то собственный метод. Но театральное образование – вещь не пустая, люди могут бесплатно практиковаться в постановках в течение четырех-пяти лет, совершать ошибки, нарабатывать знакомства во время учебы…

– Вы говорите, что всегда возникает желание что-то поправить, если есть ошибки. Говорите режиссерам об ошибках? Режиссеры что-то меняли после вашей критики?

– Тем, кто входит в мой круг общения, если случаются доверительные разговоры, я им всегда прямо говорю какие-то замечания и предложения. Не знаю, прислушиваются или нет. Бывает, что режиссер соглашается и говорит: «Да, мы доделаем». То есть я интуитивно угадываю какие-то вещи. Однажды благодаря моей заметке поменяли название спектакля на следующий день.

Мне кажется, критика в нашей стране не имеет никакого влияния на театральный процесс. И зрителям она вообще необязательна. Зрители читают рецензии только для того, чтобы убедиться, что критик думает так же, как они. Если так же – значит, критик хороший, если нет – плохой.

А в Англии, напротив, критика оказывается невероятно влиятельной. Там театр не субсидируется государством, и театр вынужден делать коммерчески успешные зрелища. Первый показ ставится на критику. Наутро появляются первые рецензии, и после них спектакль или закрывается, или его продолжают играть. Лестный отзыв вешают на фасад, это чисто английская традиция. У нас работает только сарафанное радио, или просто есть поклонники театра, актеров, есть некие ритуалы, все равно как прийти в гости. У нас существует такой феномен как театр-дом, чего нет больше нигде в мире. Художественный руководитель может руководить театром полвека – такого нет нигде вообще! За рубежом они меняются в обязательном порядке, проходят выборы. Потому что театр – это движение, жизнь, развитие.

Бывает, что в театре не ставят спектаклей, играют раза два, помещение отдают под ярмарку шуб или под антрепризы, но никого при этом не выгоняют, не увольняют, они живут на деньги государства, таких театров большинство – это тоже по своей структуре театр-дом. Бывает и хороший театр-дом, где люди живут ансамблем, репетируют, играют, разрабатывают собственный метод – это исключение. Бывают жемчужины, образованные благодаря существованию такого феномена, – тогда это хорошо. Но с другой стороны, театр-дом расхолаживает – есть деньги и никто ничего не требует. Можно пить чай, поставить все равно что, даже в тех же декорациях, что в прошлом спектакле, зритель придет – хорошо, не придет – тоже ничего страшного.

И все-таки в последние годы в разных регионах, даже в маленьких городах, даже самых захолустных, начинается какая-то своя жизнь, все приглашают молодых режиссеров. Вот Тимофей Кулябин с «Красным факелом» в Новосибирске привлек внимание к своему авторскому методу. Есть и мэтры (Лев Додин в Петербурге, Георгий Цхвирава в Омском драматическом театре), которые тоже прикладывают серьезные усилия, чтобы театр был живым.

– Алексей, на Ваш взгляд, чей театр в мире сейчас самый передовой, самый прогрессивный и интересный?

– Мы живем в условиях настолько разгулявшейся глобализации, что трудно сказать что-то однозначно. Есть страны, в которых очень благоприятный культурный климат. Например, Германия, которая очень щедро инвестирует в культуру, потому что осознает, что культура – это то, что уничтожает криминал, что поднимает уровень образования, что очищает улицы от мусора…

Именно поэтому в Германию стекаются со всего мира лучшие творческие силы, не только театральные, но и музыкальные. Берлин – это такой новый Нью-Йорк в смысле художественной свободы, культуры, условий, художественного климата. В Германии поставлено очень много знаковых современных спектаклей такими режиссерами, как Кэти Митчелл, Михаэль Тальхаймер, Томас Остермайер, а «Римини Протокол» – самый передовой театр современности… Пожалуй, Германия сегодня – центр современного театра.

– В этом году фестиваль «Золотая маска» сотрясают скандалы и, кажется, он переживает не лучшие времена…

– «Золотая маска» – это независимый фестиваль, его учредители – Союз театральных деятелей (СТД). Но в этом году министерство культуры вмешалось в процесс под маской благонамеренности, диктаторскими методами в экспертный совет были внедрены люди, не находящиеся в этой профессии, — очень одиозные люди, которые в последние годы вообще не ходят в театр, но готовы поднять флаг сталинизма и агрессивного православия, чтобы ругать всех, кто занимается живым творчеством, и восхвалять всякого, кто произносит правильные слова и учит со сцены быть девственником всю жизнь, и говорит, что Россия всех победит, потому что с нами Иисус.

Я утрирую, но это близко к действительности. Возможно, у министерства культуры есть какая-то разнарядка сделать страну агрессивно-православной. Семейные и православные ценности насаждаются с сумасшедшей и неадекватной агрессивной энергией. Те люди, кто уже 30 лет ничем не занимаются в искусстве, потому что ничего не умеют, а раньше  выезжали просто на идеологии, писали нужные слова, цитируя нужные вещи из Ленина, и обличали неугодных партии деятелей актуальной культуры, сегодня снова на коне.

Какая-то абсурдная трагикомическая ситуация, она докатилась и до театра. Чего стоит история с «Тангейзером»! «Православные активисты», которые врываются на очень спокойные спектакли и начинают там самоутверждаться, – это следствие всех этих процессов, которые кем-то запущены непонятно с какого перепоя. Ситуация сейчас непонятная. И в экспертном совете люди, назначенные сверху, напоминают практику цензурных комитетов, когда было запорото много великих талантов и значительных постановок.

– На лекциях Вы много рассказывали о формах современного театра, а какая из них Вам ближе?

– Живая. В любой из существующих театральных форм возможно раскачивание живой энергии. Чаще это происходит в каких-то более наглых, более отчаянных проявлениях художественной воли, нежели в консервативных. Но и в консервативных формах такое случается, и это не менее интересно, а иногда даже более интересно. Дело не в форме. Интереснее тот театр, который раскачивает живую энергию. И неважно, как он это делает.

Театровед Алексей Киселев уточняет: задача театра – вовсе не развлечение. Туда стоить идти, если вы заняли активную позицию – получать новый опыт, а не развлекаться.

 
По теме
 В рамках недели специальности в институте прошли следующие мероприятия:  урок – деловая игра «Современная IT-компания» для студентов 1 курса,  Международная онлайн-олимпиада «Занимательная информатика» для 2,3 курса,
Перевод жилого помещения в жилое помещение и нежилого помещения в жилое помещение Уважаемые жители Шумихинского муниципального округа!
Приватизация жилищного фонда Приватизировать квартиру стало проще.   В Шумихинском муниципальном округе Курганской области услуга «Приватизация жилого фонда» доступна в онлайн-формате.
Он погиб подо Ржевом - Газета Сельская новь Рассказ о фронтовике Великой Отечественной войны Евгении Вавиловиче Маклакове.
Газета Сельская новь
В селе  Прилогино  Лебяжьевского муниципального округа  установят новый модульный фельдшерско-акушерский пункт Работа по совершенствованию оказания первичной медико – санитарной помощи населению Курганской области продолжается.
Петуховская ЦРБ
О чём писала газета - Газета Куртамышская нива Вспоминаем историю Газета «За изобилие» от 22 марта 1975 года №3                                   Профсоюзная жизнь.
Газета Куртамышская нива